Альбом.

Альбомные листы. Множество листов. Ловлю мимолетную радость, детскую, неподдельную, когда перебираю их, вдыхая запах свежей бумаги. Осенняя меланхолия вокруг, легкая грусть на сердце, вспоминая то, что мог бы завершить, но бросил на полпути. Недавний конец лета все еще напоминает о солнечном настроении, жаль, сейчас его утяжеляет вид той серости на улицах. Когда ты ребенок, мир кажется светлее, теплее, он не колет тебя своей жестокостью, с ней ты сталкиваешься несколько позже. Лишь спустя несколько лет начинают мучить мысли, и так, в поисках цели, постепенно стираешь свою совесть в порошок. Достаю карандаш, открываю новую страницу, первую, чистую, еще неиспорченную неумелыми набросками, вожу по ней пальцами, невозможно даже вообразить всего того, что могло бы появиться в этой белизне. Наполняет чувство уюта, когда вот так сидишь с утра в полупустом кафе с чашкой горячего шоколада под рукой, и лишь оконное стекло защищает от утренней беготни, с каждой секундой набирающей силу. Создаю первую линию, в голове ветер гуляет. Вот она, тонкая, единая, такая индивидуальная, непредсказуемая, но полностью повинующаяся движениям моих пальцев. Музыка? Телефон. Так бы и швырнул об стену.

- Доброе утро, Крис.

Звонит Анна, старая знакомая. Она недавно вернулась из Японии. Наверно, опять хочет со мной встретиться.

-Привет, Анна. Как ты?

Вообще, мне совсем неинтересно как она, неинтересно, чем она занимается, что любит и что думает.

-Потрясающе! Я в восторге от Токио. Ты обязательно должен там побывать. Тебе понравится.

Да-да. Ее радостные впечатления… Пожалуй, какая-то часть моего сознания сейчас способна уделить ее рассказам капельку внимания. Все же хочу сосредоточиться на будущей картинке в альбоме. Может, изобразить Анну с телефоном в руках? Это первый образ, который появляется перед глазами, когда она звонит. Она может говорить часами. Всегда отнимает самые ценные минуты, нарушает спокойствие своими нелепыми историями. Я все-таки дожидаюсь завершения ее монолога, пытаясь набраться смелости и нажать кнопку сброса, но тут она сообщает, что не может дальше говорить и сама вешает трубку. Обещала перезвонить. Иногда кажется, что силой желания заставляю некоторые вещи происходить. Жаль, это происходит редко.

С Анной мы познакомились, когда я заканчивал школу. Она тогда была новенькой в нашей группе. Страшно хотел узнать ее поближе. С какой легкостью она пролетела мимо меня в тот день, казалось, ветер нахлынул. А на уроке села совсем близко, я все думал, что же у нее такого спросить, как же завязать беседу. И вдруг она трясет меня за плечо, по-дружески так, говорит, не мог бы я одолжить ей ручку. Я говорю, только карандаш есть, протягиваю, а она отказалась. Сказала, что карандашом не любит писать. Я опустил нос обратно в альбом, он тогда у меня старый был, дешевый, весь исписанный непонятными каракулями, они казались тогда красивыми, совсем не такими, как сейчас. Тогда я еще совсем не умел изображать то, что вижу в реальности, конечно, не могу сказать, что теперь я хороший художник, но все же, сейчас мнения тех, кому я показываю свои работы, сравнительно ближе к моим задумкам.

После уроков я решился набраться смелости и подойти к ней. Смотрю, стоит в окружении наших одноклассниц. Удивительно, но эти малолетние стервы всегда пытаются кого-то под себя подмять. Даже не слыша их, я могу четко сказать, о чем они разговаривают. Каждая расхваливает себя, как может, будто товар на рынке продает. Отвратительно на них смотреть. Неужели она такая же? В общем, весь в раздумьях я пошел домой, так и узнав ее.

Не скажу, что мне так трудно было с кем-то знакомиться, просто она казалось каким-то особенным человеком, необычным, казалось, ее жизнь полна чего-то неизвестного, будто она залита такой свежестью и новизной, хотелось стать частью этого течения, оно вело на поверхность, все выше и выше, я был уверен.

На следующий день план моих будущих действий немного изменился. Я решил все подстроить, столкнуться с ней, вроде как случайно, а потом само все пойдет. Местом своих действий определил коридор, там можно неплохо развернуться. И вот, иду я, засмотрелся на стенку (будто не успел еще изучить каждое пятнышко на ней за все годы, что здесь нахожусь), и вот она! Анна. Плывет в пространстве среди людей, словно невесомая. Но я слишком сильно скосил в ее сторону, своим порывом чуть не сбил ее с ног, жалко даже было, что ничего умнее не придумал. Она неуверенно пошатнулась, стараясь ухватиться за воздух, но все же смогла удержать равновесие. Потом подняла на меня глаза, до дрожи пробрало. Сколько ненависти в них было, сколько злобы и отвращения, этого я никак не ожидал. Будто все, что есть плохого на свете, все было сосредоточено в ее зловещем взгляде, прожигающем меня насквозь. Ей даже и говорить ничего не надо было, но все-таки она решила меня добить и ледяным голосом добавила: «Смотреть надо, куда идешь, идиот!». Каждое слово пронизывало металлическим холодом. Хотелось стать невидимкой, исчезнуть, только бы не испытывать всего этого. Но тут она молниеносно вернула на лицо жизнерадостную маску и, как ни в чем не бывало, двинулась дальше. Я даже ответить ничего не смог, так был ошеломлен ее реакцией. Потом пошел на урок, стараясь забыть эту неудачную попытку. Она мне даже и нравиться перестала, выкинул из головы эту надменную особу. Но спустя некоторое время она вдруг позвонила, сказала, что хочет извиниться за свое поведение. К тому времени я уже и забыл. А она сказала, настроение у нее сейчас такое, что хочет попросить у всех прощения. Предложила встретиться. Но как только я вспоминал тот случай, у меня сразу возникало отвращение к ней, к ее голосу, лучше бы она не звонила, честное слово. Так я каждый раз и отказывал. Странно, но она от этого, казалось, начинала звонить чаще. Стала рассказывать про свою жизнь, планы на выходные, как она проводит каникулы, куда ездит, в общем, я был немым слушателем, даже слово не мог вставить, она говорила без остановки.

Смотрю на часы, всего лишь пять минут десятого. Пялюсь на эту линию в альбоме, кажется, она шевелится, если долго смотреть. Вот бы гнуть ее в разные стороны только лишь взглядом, вправо, влево, вверх, вниз, закрутить, сжать, распрямить. Сломать? Вас никогда не посещали мысли о прыжке вниз, когда вы стоите высоко на краю, а внизу кипит жизнь? Или спускаетесь по лестнице, а в голову так и лезет картинка, как вы поскальзываетесь, падаете, ударяясь головой, ломая позвонки, руки, ноги, выбивая зубы, и все это в причудливых формах раскрашено кровью, каплями брызгающей на прохожих? Видимо, со мной это рано или поздно случится.

Глоток горячего шоколада, немного остывшего, уже не такого обжигающего, чувствую, как тепло растекается по всему телу. Снова гляжу на капли прошедшего дождя на стекле, маленькие крапинки, слегка искажающие видение обстановки снаружи. Играет спокойная музыка, как раз для этого ленивого утра. Когда такое состояние полной отрешенности от всего, когда находишься в этой меланхолии, хочется такой же музыки, протяжной, овеянной морозным одиночеством, свободной от окружающей суеты.

В голове множество образов борются за право быть изображенным на бумаге, но я, так и не решившись дать шанс хотя бы одному, закрываю обложку, прижимая темнотой ту одинокую линию, так не дождавшуюся продолжения. Края чашки с шоколадом уже чуть теплые, зажимаю пальцами, спустя пару секунд они чувствуют лишь прозрачный намек на изменение температуры. Делаю последний глоток, аккуратно ставлю чашку на стол, снова взгляд в окно, странно, кажется, что ничего не меняется, будто жизнь на месте стоит, бесконечные серые мотыльки превращаются в дымку, загрязняют истину.

Не хотел идти в колледж после школы, не было никакого желания продолжать эту бессмысленную учебу, получать снова ненужные оценки. Но мама всегда хотела, чтобы я получил хорошее образование, я не хотел ее огорчать.

Моя единственная проблема в жизни – это выбор. Ненавижу выбирать. Банально, пожалуй, но мне даже чай в магазине сложно выбрать, что уж там об образовании говорить. Всегда хочется то, чего нет, возникает чувство, что выбрал что-то не то, совершено не то, что должен был выбрать. Так и получается, что каждый раз мучаюсь, сравниваю последствия получения разных возможностей, в итоге отказываюсь от всего, предпочитая иметь то, что есть.

В итоге я все же пошел в колледж, решил выбрать художественный. Мама говорила, что у меня особенный тип мышления, что я по-своему мир вижу, всегда хотела, чтобы я стал музыкантом, даже преподавателя частного мне наняла по фортепиано. Признаюсь, игра давалась мне совсем не трудно, я с удовольствием разбирал новые произведения. Очень любил слушать сонаты Бетховена, но играть их так и не смог, не хватало терпения.

Как-то она купила тетрадь для рисования, положила ее на стол, я пришел после занятий, захожу в комнату, а она там лежит, прямо в глаза бросается, руки сами к ней потянулись. Помню, схватил, начал рассматривать, мне тогда было лет десять, кажется, это была моя первая официальная тетрадь, в которой я создавал свои картинки. С каким энтузиазмом я взял тогда карандаш в руку и заляпал начальную страницу черным пятном, хотелось сделать его больше и больше, не позволили границы бумаги. Потом захотелось рисовать животных, птиц. Получалось, правда, из рук вон плохо, но это же был только первый раз. В общем, ничего по-настоящему красивого та тетрадь так и не увидела, она стала в итоге сборником незавершенных набросков, которые мне не нравились. Я их зачеркивал, считал недостойными моих глаз.

В школе я постоянно все тетрадки изрисовывал, не оставлял пустого места, хотелось его заполнить. Любил рисовать непонятное. Немногие могли точно разобрать, что я имел в виду, когда спрашивал их мнения. Кому-то нравилось, кто-то наоборот, старался раскритиковать, я не обращал на это много внимания, но старался приспособиться. Получалось не очень, поэтому сейчас все остается в моих мыслях, я тщательно выбираю, что можно показать глазам других, а что лучше оставить в неведении.

Выхожу на улицу. Пасмурное небо так и тянется вниз, с трудом превозмогая тяжесть туч. Хочу на них повиснуть, они такие серые и пушистые, грязноватые, с оттенком сожаления. Свежий воздух наполняет легкие, дышишь прохладой. Слабый ветерок сейчас очень кстати добавляет ощущение пространства и необъятности. Сегодня у меня в планах была прогулка на картинную выставку (наше «домашнее задание»), но сейчас мне не хочется туда идти, больше тянет пройтись по одиноким улицам. Идешь, все вокруг сплошь усыпано листьями, асфальта не видно, шуршит под ногами.

Телефон снова звонит. Анна. Пару секунд глядя на экран, нажимаю кнопку сброса. Нет никакого желания с кем-то разговаривать. Иногда наплывает такая мягкость, все же одиночество – в малых дозах, конечно – доставляет удовольствие. Купаешься в своих мыслях, упиваешься этим состоянием.

Дойдя до старого сквера, я решил провести пару часов на одной из лавочек, все равно придется тратить это время либо на выставке, либо, сидя здесь. Я, естественно, выбрал второе и, уверенно подняв голову, как в фильме, когда герой решается на какой-то важный шаг, пошел прямиком к самой лучшей, на мой взгляд, лавочке. На самом деле, я не лавочный педант, не подумайте, но сейчас мне все мелочи кажутся такими важными, просто невозможно упустить ни одной из виду, хочется придраться к каждой пылинке, на своем ли она месте. Что-то я увлекся.

Сажусь на лавочку, через пару минут достал альбом, открываю, гляжу на линию, она все еще на первой странице, ждет меня. Мне даже менять ее не хочется, она, будто, сама мне так велит, ничего с ней не делать, хочет остаться самостоятельной, как самолет в небе, но до самолета, ей, по правде, далековато. Не буду с ней спорить, перелистываю, передо мной вторая «первая» страница. Второй шанс, нарисовать что-то реальное, существующее. Нельзя упустить его в этот раз. Поднимаю глаза, оглядываюсь, вокруг ни души. Конечно, кто будет во вторник в десять утра сидеть в сквере? «Пустая трата времени, лучше сделать что-то стоящее» - так говорила миссис Каролина Тревор, наша бывшая учительница по математике. После смерти мужа она настояла на том, чтобы все называли ее непременно по имени и фамилии, потому что он ее так называл, когда никого поблизости не было. У нее был очень скрипучий голос, нас это забавляло, исключая моменты, когда она злилась, в те моменты она говорила с такой интонацией, что хотелось в окно выпрыгнуть и бежать подальше.

Чтобы лишний раз не вспоминать миссис К.Т., решил, нарисую то, что вижу. Деревья, слегка подергивающиеся на ветру, сбрасывающие остатки дождя с листьев в пустоту (там должны быть люди, нарисую пару человек, чтобы не было так одиноко), маленький прудик неподалеку, покрытый зеркальной гладью, узкую тропинку, расчищенную кем-то пару часов назад от листьев, скрывающих теперь пожухлую траву. Может, сейчас где-то там, свернувшись клубком, притаился ежик. Небо слегка посветлело, немного избавившись от туч, сейчас оно монохромного цвета ничего. Думаю, мой пейзаж будет выглядеть немного мрачнее реальной картины, поскольку я не смогу отразить все многообразие пасмурных красок одним лишь карандашом.

Почти закончил последнее дерево, как вдруг сверху падает капля воды прямо на бумагу, огромная такая. Я замер на месте, она капнула как раз туда, где был карандаш, даже не успел его от бумаги оторвать. Сижу, не двигаясь, только глаза бегают, изучают каждую деталь. Со стороны я, наверно, на статую сейчас похож. Взгляд наверх - дерево стоит чуть левее, наверно ветер подул - капля и упала ко мне в альбом. Странно, но перед тем, как она свалилась, я, рисуя, думал о дожде, хотел нарисовать ливень, чтоб он закрывал это дерево, потому что мне не понравилось, как я его изобразил. Я стал водить карандашом внутри капли, она разрасталась, растекалась в плавных формах, чернея от растворяющегося в ней грифеля. И вот, это больше не тот прозрачный кругляшек, а черный гладкий шарик, неуклюже болтающийся, словно желе. Придется вырвать лист, чтобы она не испортила весь альбом. Осторожно поднимаю карандаш, она словно не хочет его отдавать, обняла его, насколько способна, и не отпускает. Пришлось быстро его выдернуть, для этого понадобилось легкое движение кисти, и вот она осталась одинокая и беззащитная на голом пространстве листа, но оставив, все же, мокрый след на грифеле.

Вместо того, чтобы вырывать страницу, лучше загну ее, пусть остается внутри, и альбом целый будет. Сложил первый раз – черное пятно возвращается, загнул – второй раз – жду, тут очень медленно оно слабо проступает на поверхность, смутно напоминая о своем существовании, закрываю альбом. Пусть сидит внутри, она мне все мысли залила, желание рисовать улетучилось.

Скоро наступит полдень, немного освежит тусклую обстановку. Сегодня обещали без дождя – обычный осенний день. Пройду пару кварталов, пожалуй. Замотал шарф покрепче, руки – в карманы пальто, иду, сзади болтается сумка с альбомом. Гляжу на свои кеды, они словно светятся. Нет, серьезно, такие белые, может это из-за дневного света? Или у меня зрение совсем испортилось, что вижу все в размытом виде. В общем, что бы это ни было, мне нравится, что они так выглядят. Людей вокруг стало больше.

Запах кофе врезался в нос. Смотрю, женщина со стаканом прошла, она все дальше и дальше. Пожалуй, можно добавить еще немного корицы, молока и пару ложек ванильного сиропа. Идеально. Именно это я и заказал, сев в уютное кресло теплого зала кафе, попавшегося на мои глаза спустя пару минут. Сегодня мне по-особенному нравится вот так проводить время, сидеть и наблюдать за происходящим вокруг. Снова достаю альбом. Не знаю, зачем, рисовать я не собирался. Люблю, когда он вот так лежит передо мной в ожидании появления чего-то нового на своих страницах. Напротив меня сидит мужчина, представительный, читает газету, перед ним остывает эспрессо, официант аккуратно ставит на его стол кусок торта и уходит. За соседним столиком девушка уткнулась в мобильный телефон, сосредоточенное выражение ее лица сменяется то радостной улыбкой, то вздернутыми в удивлении бровями. Официанты в белом скользят по залу почти неслышимым размеренным шагом. Здешняя музыка мне нравится больше. Открывается дверь, заходит молодая женщина с маленькой девочкой лет двенадцати, они занимают столик у окна. Я вдыхаю аромат своего кофе, закрываю глаза, вижу море. Не знаю, почему именно море, оно возникло в моей голове случайно, я невзначай услышал его шум, будто оно совсем рядом, открываю глаза – оно исчезло. Делаю глоток. Горячо.

Слева сидит девушка, читает книгу. Сколько я ни пытался рассмотреть название, все равно не вижу. А книга еще толстая такая, страниц пятьсот наверно, не меньше. Она так ей увлеклась, что даже не слышит звонок своего телефона. А я вижу, как он мигает сквозь тряпичную сумку. Интересная картина. Открываю альбом. На третьей странице будет девушка с книгой.

Странно, но бумага, будто, стала темнее. Листаю назад. Волнительный момент, вот она, первая страница с линией, вторая – сложенная. Раскрываю ее. Чернота. На весь лист. Как может малюсенькая капля превратиться в огромную кляксу, заполонившую собой все? К концу альбома листы светлее, вначале явно темнее. Сложно это не заметить. Листаю с конца в начало. Бумага сереет на глазах. И завершение – черная страница. Провел пальцем – никаких следов, словно она всегда такая была. Что это? Может, мне это видится? Знаете, как бывает, ищешь что-то, а оно перед твоими глазами лежит. Но тут все наоборот. Вот она, черная, передо мной, она осязаема и вполне реальна, и я не думаю, что она собирается неожиданно куда-нибудь исчезнуть. Закрываю глаза, надеюсь, что все не по-настоящему. Открываю – так и знал. Все осталось.

Что это за капля была и почему от нее весь мой альбом меняется? Я решил пойти на то место в сквере, может, там найду ответ. Конечно, вероятность, что так и будет, ничтожно мала, но это первая здравая мысль, которая пришла мне на ум, после всей мистики и прочего бреда.

Самая обычная лавочка, деревья вокруг, то самое дерево, с которого, вероятно, слетела капля, с других было бы слишком далеко, все на своих местах. Да и глупо ожидать, что там что-то исчезнет из виду. После моего ухода все осталось по-прежнему. Не понимаю. Сажусь на то же место, где сидел, смотрю прямо, прохожих немного прибавилось. Озираюсь по сторонам – ничего необычного. Ах, ну конечно, когда ты чего-то ожидаешь, это что-то никогда не происходит. Самое лучшее всегда появляется неожиданно. Сделав многозначительный вздох, я опустил голову вниз и зажал руками. Мысли, устроив бойкот, ушли, оставив меня ни с чем. Что ж, придется смириться с тем, что черная страница необъяснимым образом появилась в моем альбоме после самого обычного падения капли воды на бумагу. Снова смотрю вдаль. Молодая пара стоит как раз на том самом месте, где несколько часов назад было пусто, именно там я хотел изобразить их на своем мини-пейзаже.

Вынув из сумки альбом, открыл его. Может, я сплю? На черной странице появились очертания того, что я пытался нарисовать сегодня утром. Появился пруд, который я и не начинал даже, те самые два человека, которые стоят сейчас неподалеку от меня, дерево, правда, не изменилось, мне по-прежнему не нравится, как оно нарисовано. Поднял альбом выше к свету, рисунок стал ярче, опускаю, и только краски стали цветными, а все остальное осталось таким же. То, что у меня было перед глазами, было и на бумаге. Я не мог поверить, как же это произошло. Рисунок появился сам, без моего вмешательства. На черном фоне, будто белыми аккуратными линиями растекся пейзаж, жаль не из-под моей руки. Разглядывал его пристально, он такой аккуратный, гладкий, непрерывный. Застывший момент повседневной жизни в черно-белом варианте.

Я его и нюхал – запах бумаги все еще на месте. Водил руками, пытаясь нащупать следы нажима – ничего. Цельный, как фотография. Самое парадоксальное то, что те места, в которых должны были остаться следы от сгиба, когда я закрывал ту каплю, были абсолютно гладкими, никаких вмятин и в помине не было. Исчезли. Как это возможно, я и представить не мог. Все это было так странно. Все произошло пока я пил кофе, просто сидел в кафе в мягком кресле. В мыслях никогда не было, что возможны такие вещи. В любом случае, я решил пока никому об этом не рассказывать, пока сам во всем не разберусь, незачем кому-то вбивать в голову, что все само собой произошло, меня и слушать не станут.

Первое, что я сделал на следующий день – открыл ту самую загадочную страницу. Картинка исчезла. Передо мной черный лист бумаги, идеально ровный, ничем не испачканный. Его можно было бы назвать чистым, если бы он не был таким темным и мрачным. Похож на черную дыру, кажется, если сверху что-то положить, она незаметно поглотит все на своем пути. С другой стороны, она в моем альбоме, а значит – закрой я его – и все станет как раньше. Никто не узнает.

В том сквере я стал появляться чаще. Чуть ли не каждый день шатался там, сам не понимал, зачем все это. То днем приду, то вечером – когда стемнеет, то совсем рано, с утра. В конце концов, пришлось смириться, что в этом нет никакого смысла. Прошла уже неделя, но в альбоме ничего нового не появлялось. Страница оставалась черной, да и рисовать не было совершенно никакого желания. Как альбом открою, так разглядываю эту бездонную мрачность, в голове появлялись мимолетные образы, она моментально их высасывала, опустошая меня снова и снова. От безысходности приходилось прикрывать обложкой, вылив все мысли и отдав их черной странице.

Я пытался вспомнить, разложить по полочкам все в своей памяти о том дне, быть может, я как-то поспособствовал всему этому. Копался в сознании, перебирал воспоминания, ничего, естественно, не обнаружил. Кто же во всем этом виноват?