ИСТОРИЯ ШУРКИ ТИТОВОЙ: "ЛЮБИТЕ МИР! ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА! НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ТАКОГО НИКОГДА! ЭТО НЕ ДОЛЖНО ПОВТОРИТЬСЯ!"

ОТРЫВОК ИЗ СТАТЬИ ПРО КИРИЛЛОВСКИХ МОТОАГИТПРОБЕГОВЦЕВ:

ИСТОРИЯ ШУРКИ ТИТОВОЙ: "ЛЮБИТЕ МИР! ЛЮБИТЕ ДРУГ ДРУГА! НЕ ЗАБЫВАЙТЕ ТАКОГО НИКОГДА! ЭТО НЕ ДОЛЖНО ПОВТОРИТЬСЯ!"

По ужасной петляющей скользкой и разбитой дороге мы отправились в деревню Мыс. Там нас ждала следующая героиня дня – Александра Ивановна Титова. Она родилась в 1922 году, а через 12 лет её увезли в Ленинград. Когда город находился в блокаде, Шуре было 18 лет. Она только устроилась на работу и её сразу забрали на войну. «Противотанковые рвы я копала до девятого июля. Знаете, метра два в высоту, - показывает она размеры окопа руками.- Увезли нас за второй Павловск, высадили в конюшню. Мы там вещи свои побросали и сразу стали копать. А над нами немец-разведчик летал и листовки разбрасывал. А тогда ведь приказ Сталина был: «За подъём листовки – расстрел», ну мы-то, как и все с подружками подняли, но никому не сказали. Семеро нас было. На следующий день на работу вышли, а начальства нет. Все домой убежали. В девять часов утра налетело столько самолётов, что ворон в лесу. Началась бомбёжка! Мы ринулись бежать… А там у залива кустики ивовые росли, ну, мы туда и хотели рвануть. А к нам дяденька какой-то прибился, он и скомандовал: «Девчонки, в канаву все!» «Знаете, сколько народу было? Миллион! – утирая слезу, продолжает свой рассказ Александра Ивановна, - А в тех кустиках сколько спряталось, никого не осталось! Тот ивняк немец сравнял с землёй и даже следа от них не оставил. У нас в деревне похоронки получили только двое, остальные без вести пропавшими числятся. Я тогда поняла, что это значит, «без вести пропал»… А в Ленинграде по очереди дежурили на чердаке. Немцы бомбочки кидали такие самодельные, чтоб дома загорались. Когда на противотанковых рвах-то была, там хорошо было: 200 граммов хлеба давали из колобка, да котлету мясную. Мы нормально жили. А потом в день видела только по 120 граммов хлеба. В аптеке тогда техничкой я уж работала. Дак я вам мало скажу… В Ленинграде тогда не только еды не было, но и воды! Так вот… Вскоре я совсем обессилила. С голоду-то. Одни кожа да кости остались. Лежу на одной кровати, а у сестры муж - на другой, смотрим друг на друга. Она-то работать могла, хорошо себя чувствовала, а мы-то нет. Он мне и говорит: «Шура, я сел»… А я и рот еле открывала, мямля ему, что, а я, мол, не могу. Заставил он меня какими-то силами подняться и пришли мы в больницу. Там меня решают эвакуировать домой…»
Довезли Шурку Титову до Череповца, а на вокзале она выстоять не смогла. Легла на пол, рядом со своим чемоданчиком и уснула. Вдруг слышит, кто-то за спину её трогает: «Бабушка, Вам куда?» А бабушке-то этой 18 лет от роду… «В Кириллов мне», - говорит она.
До дома еле она добралась. Сидит на крыльце, мать ждёт. Отец к тому времени уже умер, только сестры были. Видит Шурка – мать идёт, да проходит мимо. « Я ей: ма-ма, мА-ма, сиплым голосом зову, - рассказывает А.И. Титова,- А она не оборачивается… Я снова: ма-ма! (а сил-то нет!) А она обернулась, посмотрела на меня, и спросила: «А Вы кто?» «Да неужели ты меня не узнаёшь?» - заплакала я.»
Рассказывая эту историю Александра Ивановна умывалась слезами. «Я настолько страшная тогда была, что меня в деревне боялись. Мать выменяла отцовскую одежду на яица и выходила меня тогда», - говорила участница войны. Но и на этом её история не закончилась. Уже через несколько месяцев забрали Шурку на фронт. Мать, плача, до Гориц её провожала. А в Череповце девчонок всех переодели в солдатскую форму, мальчишескую. «Я тогда у лейтенанта спрашиваю: скажите, а куда нас повезут? «Не знаю»,-отвечал он мне. Тогда я начала клясться, что никому не расскажу, если он мне скажет. И он сказал: «В Ленинград!» Я как ахну: «Тогда я из вагона лучше выпрыгну да насмерть разобьюсь!» «И это твоё обещание?»- спросил меня начальник?» Так и поехала дальше».
В Ленинграде Шурку Титову ждало много тяжёлых испытаний… Она служила в 192-м отдельном зенитном артиллерийском полку и была там воздушным разведчиком: «Я должна была знать все силуэты самолётов и ориентироваться в их курсах и направлениях. Стою на вышке, а подо мной – землянка, а там другая с рацией сидит. Вот мы и сообщаемся с ней… По два часа была смена. Не забыть, как с самолёта расстреляли девчонок. Всех в ряд уложили, а главный наш командир Варлыга ходит и говорит: «Мы – мужчины! Мы рождены защищать Родину! За что же эти девочки семнадцатилетние погибли?» Рассказывала и о подруге своей, Марусе Смирновой, которую ранило осколком. Шурка её в санчасть свезла, а та у неё конфет принести попросила (тем, кто не курил, конфеты в войну давали), а А.И. Титова пообещала, что через десять дней (через такой период осуществлялась выдача) обязательно принесёт. «Прихожу я с конфетами к Марусе, а мне врач и говорит, что она в тот же вечер на медицинском столе умерла», - плачет Александра Ивановна.
Поздравив участницу войны, которая живет в деревне Мыс, мы уже хотели уходить. «Подождите! Подождите! Ещё забыла сказать! – спохватилась она,- А такого, мои хорошие, забывать никак нельзя, это помнить надо! Попросили меня в Ленинграде знакомые за квартирой приглядеть, посмотреть, что там творится. Я иду туда, а навстречу мне пять полуторок едет… и все доверху трупами груженые! Как дровами! Лежат и малышики маленькие, и солдаты взрослые… Я тогда в силах была, но и то к стене припала и ноги не удержали – сползать начала. Нет… Не забыть! И ещё часто перед глазами стоит, как мамочка с двухлетним ребёнком дорогу переходит, а по ним пули летят. Мать расстреляли, и малышок-то по ней ползает: «Ма-ма, ма-ма…( вновь заплакала Александра Ивановна). Девочки, я что сказать-то хочу… Любите мир! Любите друг друга! Не забывайте такого никогда! Это не должно повториться! Не допустите»!
В растрёпанных чувствах мы садились в машину и уезжали из этой деревни. «Какие ужасные судьбы!- подумала я.- Какие героические женщины! Вот таких нужно называть звёздами и пытаться походить на них, а не на каких-то блестящих и завуалированных полуактеров и полупевцов, которые такое звание зачастую присваивают себе сами…
Участников мотоагитпробега «Победа-2014» теперь уже ждали в Закозье. У другого памятника. Другие люди. Но с похожими судьбами и совместно пройденными дорогами. Дорогами жизни и смерти.
Мария Хаустова.